Когда я откланялся, Джосси вышла со мной в холл, чтобы проводить. Шагая по персидскому ковру, огромному и ветхому, я с интересом посмотрел на большие потемневшие портреты, заполнявшие обширное стенное пространство.

— Разумеется, это Нэнтакеты, — сказала Джосси, проследив за направлением моего взгляда. — Они достались нам вместе с домом.

— Чванливая компания, — заметил я.

— Вы знали, что на самом деле нам не принадлежит все это?

— Да, я действительно знал. — Я улыбнулся едва заметно, но она заметила. И сказала, словно защищаясь:

— Хорошо, но вы бы очень удивились, узнав, сколько типов пытались ухаживать за мной, рассчитывая жениться на дочери тренера и прибрать все к рукам, когда папа отойдет от дел.

— Потому вы сначала хотите установить правила игры?

— Ладно, азартный умник, я забыла, что подробности вам известны от Тревора.

В общих чертах я знал, что Эксвудские конюшни принадлежали американскому семейству Нэнтакетов, которых конный завод интересовал исключительно как деловое прибыльное предприятие. Его купил и поднял на вершину успеха один шумный магнат, нетипичный представитель расчетливой банковской элиты.

Старый Нейлор Нэнтакет привез в Англию свою энергию и предприимчивость, всей душой полюбил английские скачки, построил роскошную современную конюшню и наполнил ее великолепными скакунами. Он нанял тренером молодого Уильяма Финча, и пожилой Уильям Финч продолжал заниматься тем же на службе у наследников Нейлора. Разница состояла в том, что сейчас девять десятых лошадей принадлежали другим владельцам, и молодые Нэнтакеты, слегка стыдившиеся дяди Нейлора, никогда не пересекали Атлантику, чтобы полюбоваться на выступление собственных скакунов.

— Вашему отцу никогда не надоедает готовить лошадей отсутствующих хозяев? — спросил я.

— Нет. Они не вмешиваются. Они не звонят ему посреди ночи. И не жалуются, когда проигрывают. Папа говорит, что работа тренера стала бы намного легче, если бы все владельцы жили в Нью-Йорке.

Она задержалась на пороге помахать мне на прощание: самоуверенная и насмешливая девушка с блестящими карими глазами, изящной шеей и аккуратным носиком.

Я зарегистрировался в отеле «Глостер», где никогда раньше не останавливался, и съел запоздавший и совершенно необходимый мне обед в ближайшем ресторане. Не следовало соглашаться скакать на Блокноте, с сожалением думал я. У меня едва хватало сил, чтобы резать бифштекс.

Отчетливое ощущение, будто я слепо бреду к краю обрыва, сковывало мои ноги на протяжении всего пути до игорного клуба Вивиена Иверсона. Я не знал, где меня подстерегает опасность — впереди, сзади, вокруг. Я только догадывался, что она существует и, если я не предприму ничего, чтобы найти ее источник, я могу шагнуть прямиком в пропасть.

Клуб «Виват» оказался таким же лощеным и наманикюренным, как и его хозяин, и представлял собой анфиладу небольших смежных комнат, а не просторные залы, как в казино. Здесь не было ни крупье в зеленых козырьках для защиты глаз, ни ярких, театральных прожекторов над столами, ни дам, бряцавших бриллиантами в полутьме. В комнатах горели по два-три скромных светильника, висела плотная завеса сигарного дыма и соблюдалась своего рода благоговейная тишина.

Вивиен, верный своему слову, предупредил, чтобы меня впустили в порядке исключения и обращались как с гостем. Я медленно путешествовал из комнаты в комнату с пузатым бокалом бренди в руке, высматривал его элегантную фигуру и не находил ее.

В клубе собралось немало дельцов в пиджачных парах, увлеченно резавшихся в девятку. Среди них встречались и женщины, сосредоточенно водившие глазами из стороны в сторону, провожая каждую выложенную карту. Меня никогда не тянуло в течение многих часов подряд испытывать судьбу, полагаясь на карточный расклад, но каждому свое.

— Ро, дружище, — воскликнул у меня за спиной Вивиен, — пришел поиграть?

— На доходы бухгалтера? — отозвался я, поворачиваясь к нему и улыбаясь. — Каковы ставки?

— Все, что можешь позволить себе потерять.

— Жизнь, свободу и билет на Большой Национальный.

Его глаза улыбались далеко не так искренне, как губы.

— Некоторые теряют честь, состояния, репутацию и головы.

— Это лишает тебя покоя? — полюбопытствовал я.

Он небрежно указал на стол, за которым играли в девятку.

— Я предлагаю развлечение по потребностям. Вроде бинго.

Он положил мне руку на плечо, словно мы были старинными приятелями, и повел в следующее помещение. Его манжеты украшали массивные золотые запонки, борта синей бархатной куртки были обшиты шелковым шнуром. Красивая голова с темными блестящими волосами, плоский живот, слабый запах свежего талька. Ему было лет тридцать пять, и он ловко добивался успеха там, где многие другие на его месте попадали в руки судебных исполнителей.

В соседней комнате стоял карточный стол с высокими бортиками, покрытый зеленым сукном, но в карты на нем не играли.

За столом, в обитых кожей креслах с деревянными подлокотниками, которыми меблировали многие клубы, сидели трое мужчин. Все они отличались крупным телосложением, были хорошо одеты и недружелюбны. Мы уже встречались в прошлом, и я без труда узнал их. Коннат Павис. Глитберг. Онслоу.

— Нам известно, что ты разыскиваешь нас, — сказал Коннат Павис.

Глава 9

Я спокойно стоял. Вивиен закрыл за мной дверь и сел в пустое кресло слева, очутившись почти вне моего поля зрения. Он элегантно забросил ногу на ногу и лениво поддернул брючину на колене. Онслоу с неудовольствием наблюдал за ним.

— Проваливай, — сказал он.

Вивиен промолвил в ответ, намеренно растягивая слова:

— Друг мой, я могу объявить масть, но ты не имеешь права перебить ее.

В комнате находилось еще несколько свободных стульев, в беспорядке отодвинутых от стола. Я неторопливо уселся на один из них, старательно подражая Вивиену, воспроизвел ритуал закладывания ноги на ногу, надеясь непринужденным поведением разрядить обстановку и приблизить атмосферу боксерского ринга к атмосфере конференц-зала. Злобный взгляд Онслоу убедил меня, что я не особенно преуспел.

Онслоу и Глитберг в течение многих лет применяли весьма эффективную жульническую комбинацию, присваивая миллионы фунтов из карманов налогоплательщиков. Подобно всем грандиозным аферам, их афера осуществлялись на бумаге. Дела шли успешно, учитывая, что Глитберг работал в отделе проектирования в городском совете, а Онслоу в отделе строительства и эксплуатации.

Они просто выдумали множество зданий — офисов, квартир и жилых микрорайонов. После того как муниципальный совет одобрял строительство в принципе, Глитберг, в рамках своих служебных обязанностей, объявлял конкурс заявок от подрядчиков. Самые выгодные предложения часто поступали от фирмы под названием «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», и совет без колебаний поручал ей строительство. «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед» существовала только в виде роскошно оформленных фирменных бланков. Утвержденные здания никогда не были построены. Огромные суммы выделялись и выплачивались «Нэшнл констракшн (Уессекс) Лимитед», и поступали регулярные отчеты о продвижении строительства, поскольку Глитберг из отдела проектирования постоянно проводил проверки. В какой-то момент здания принимали как готовые к заселению, и тогда подключался отдел эксплуатации. Сотрудники Онслоу производили техническое обслуживание реально существующих домов, а Онслоу заодно запрашивал колоссальные суммы на содержание хорошо задокуметированного вымысла.

Вся канцелярская работа выполнялась безукоризненно. Составлялась полная отчетность по доходам, поступавшим из вымышленных зданий, и коммунальным платежам, которые якобы перечисляли несуществующие владельцы недвижимости. Но так как все городские советы считали в порядке вещей, что муниципальные здания нуждаются в значительных субсидиях, то постоянное расхождение доходов и расходов казалось естественным.

Как многие крупные мошенничества, это открылось случайно. Ибо я случайно копнул чуть глубже дела одного мелкого исполнителя, которому доставались лишь жалкие крохи с барского стола.